Война – отличное средство для прозрения. Чем ближе и чаще она подвигает тебя к возможности смерти, тем больше задумываешься не только о том, чтобы выжить, но и о том, по чьей воле, во имя какой цели оказался ты на чужой земле – у грани, где в любую минуту от тебя может остаться лишь стальная бляшка с личным номером и надписью «ВС СССР» (да и то, если ее смогут найти товарищи).
А в кабульский аэропорт, в страну с ослепительным, как газосварка, солнцем, с величественными, но грозными горами, среди которых многих поджидали раны и смерть, в военно-транспортных самолетах под гитарные переборы все прибывали веселые люди в офицерских и солдатских погонах.
Афганское солнце выжгло мне глаза, пришлось ехать в госпиталь, забитый ранеными. Врач закапал мне глаза и выдал очки от солнца. Каждый день приходилось ездить на процедуры. Там, в госпитале, я и наблюдал вот эту картину...
На каменистых задворках кабульского гарнизонного госпиталя, где среди мрачных кособоких сараев горячий и нервный ветер часто гонял cвинцовую афганскую пыль вперемешку с опилками и бурыми от засохшей крови клочьями ваты, с утра до ночи надрывно завывала электрическая пила и неугомонно громыхали молотки – солдаты сколачивали гробы. Командир похоронного взвода прапорщик Лобода – полураздетый, загорелый до негритянской черноты хохол, сидел на столярном верстаке в самодельной бумажной панаме, курил «Приму», сплевывал с языка раскисший табак и уныло глядел из-под белых и мохнатых от древесной пудры ресниц на санитаров, которые вытаскивали из грузовика и переносили в морг убитых.
Трупов там уже и так было до потолка. Безногие лежали на стеллажах валетом – по двое. Свежих укладывали в проходах навалом. Каждый раз, когда санитары в респираторах и приросших к спинам мокрых халатах торопливо вваливались с тяжелыми носилками в двери морга, похожий на въедливого полкового кладовщика замкомвзвода сержант Кислицын выискивал в помятых списках фамилию убитого, огрызком наслюнявленного карандаша ставил напротив нее красный крест и кричал с порога в прохладный и зловонный полумрак одно и то же:
– Уплотняй!.. Уплотняй пирамидкой!
Еще две неразгруженные машины c мертвыми ждали своей очереди.
Лобода, смакуя кислый окурок, хмуро прикидывал, сколько новых ящиков его бойцы успеют сбить и обшить цинком до темноты. Вчера взводу подбросили аж двадцать кубов досок, а сейчас вот циркулярка разгрызает последние. «Ешкин кот, – говорил Кислицыну прапорщик, – надо опять топать к зам по тылу и докладывать... материал кончается».
Черноголовый афганенок Мустафа снова притащил на своем старом осле полмешка мандаринов солдатам похоронного взвода, высыпал их в новенький гробовой ящик и теперь проворно собирает обрезки и щепки в кучу – повезет на базар продавать.
Обрезков много, и Мустафа доволен. Он, будто дорогой подарок, бережно несет мимо Лободы охапку дров и говорит прапорщику:
– Карашо, шурави... блят...
Лобода в ответ печально улыбается, понимающе кивает головой в бумажной панаме, и его хмурые глаза под белыми, как у мукомола, бровями, теплеют. Дома, в Полтаве, Лободу ждет примерно такого же возраста сынок Юрко, – мысль об этом мелькает в голове прапорщика каждый раз, когда появляется Мустафа. Вдруг пацан жалобно вскрикнул, рассыпал стопку обрезков, промяукал что-то по-своему, сел на землю и схватился за босую ногу. Прапорщик подскочил к нему, присел рядом, жирно плюнул на черную подошву афганенка и растер слюну – заноза пробила кожу, сочилась кровь. Лобода длинными грязными ногтями выдернул толстую деревянную иголку и скользнул кирзовой ладонью по затылку Мустафы.
– До свадьбы заживет... Хотя Мустафе непонятны эти слова прапорщика, он благодарно смотрит на него недетскими глазами, встает, кланяется и, смешно шкутыльгая, продолжает собирать дрова.
А Лобода тем временем стал рыться в большом деревянном ящике за моргом, куда санитары сбрасывали обувку убитых. Выбрал два ботинка поменьше размером, обтер их пыльные и поцарапанные сомьи морды, поманил пальцем Мустафу, сказал торжественно:
– Это тебе.
Пацан присел на только что сбитую, терпко пахнущую расплавленной сосновой смолой, крышку гроба, засунул тонкие пепельные ноги в юхтевые горла солдатских ботинок, абы как зашнуровал их, погарцевал в пыли кожаными копытами и снова кланяется Лободе:
– Спасипа, шурави... блят...
– Носи на здоровье, хлопчик...»
Когда после возращения в Москву я понес свой материал военному цензору, он после прочтения сурово посмотрел на меня и решительно сказал:
– Это сейчас не пойдет. Если я это пропущу, мгновенно стану пенсионером…
Виктор Баранец, военный обозреватель, полковник
По материалам "Комсомольской правды" подготовил shunpeep
18-19-летние ребята-танкисты в Афганистане.... Там остались целые кладбища советских танков... "А в смотровую щель Такое небо смотрится, Такой хороший день И умирать не хочется..."
26.04.1985г. произошло восстание советских военнопленных в Бадабере (Пакистан!!!). Наши пытались вырваться из плена, разрушили лагерь боевиков, уничтожили склад оружия. Бились всю ночь. Откуда только силы взялись? Слава русским воинам! Смогли отомстить за унижения! Эх, ребята, не осталось даже могилы....
Казалось бы, что невозможно было не лишиться рассудка ТАМ....Как же дальше жить с этой болью в душе? Но даже в этом аду смогли сохранить в себе доброту, милосердие, сострадание. Мы не забудем эту "помощь братскому народу"... Низкий поклон войнам-интернационалистам.
По официальным данным в Афганистане погибли 15 тысяч 400 советских военнослужащих. Люди, скончавшиеся в госпиталях от ранений, не вошли в число официально озвученных потерь.
